Не уходи, не оставляй меня, я без тебя умру!

Как часто слышен этот наполненный болью, нуждой, отчаяньем, одиночеством мотив в клиентских историях. И вроде бы действительно - разные люди, разные судьбы, но какая-то очень похожая, родная боль.

Все мы родом из детства – вторит ему другой мотив, сплетаясь в мелодию. Фуга Баха звучит для меня многократным повторением, величием звука и драмы, виртуозностью маэстро, пронзительно жмущего клавиши органа…

Про что рыдает инструмент?

Кому поет он так истошно?

Не про потерянный ли рай?

А может, кто-то нас изгнал досрочно?

И с этой музыкой, стихом,

Спущусь я глубже, в суть проблемы.

Чтоб стало ясно – суть в одном….

Опорой в обращении к сути проблемы возьму теорию привязанности Джона Боулби. Отправная точка в ней – эмоциональная жизнь человека - закладывается в младенчестве и раннем детстве. Акцент на потребности младенца в любви и привязанности к материнской фигуре (или фигуре ее замещающей).

Согласно данной концепции, младенцу очень важно не просто иметь мать как функциональную единицу, а иметь сонастроенного другого! Сонастроенность - это тонкое чувствование того, что хочет маленький человек: тепла – защиты или питания, смены сырого белья или большего расстояния для себя. Удовлетворение этих простых нужд отзывается в маленьком существе благодарностью и любовью, доверием и выстраиванием привязанности, которая является базовой основой доверия к миру и к самому себе.

Острой тоской и страданием реагируют младенцы на неудовлетворение своих базовых потребностей. Но самое страшное – это разлука с матерью. Такие люди обречены на поиск любви и привязанности и ненависть к тем, кто не смог проявить к ним эту любовь и привязанность в ответ.

И что же мы видим? Те заглавные фразы, с которых я начала эту статью: «Не уходи, не оставляй меня, я без тебя умру!», которые звучат из уст клиентов разного пола, возраста – направлены лишь к одному единственному человеку – к матери, а не к тем людям, про которых звучит их боль, с которыми связана, как им кажется, драма всей их жизни.

Встречаясь в терапии с подобным проживанием утраты, я делаю предположение о детском горе, которое заморозилось на каком-то своем этапе. В разных источниках стадии горевания обозначаются по-разному, но поскольку опорной для меня является теория Боулби, то отталкиваться я буду от его стадий горевания: протеста, отчаяния и отчуждения.

Первая стадия: «ПРОТЕСТ» - ребенок со слезами и гневом требует возвращения матери и надеется, что ему удастся ее вернуть.

Вторая стадия: «ОТЧАЯНИЕ» - ребенок все еще жаждет возвращения матери, но его надежды увядают. Надежда сменяется отчаянием, а отчаяние – новой надеждой.

Третья стадия: «ОТЧУЖДЕНИЕ» - ребенок кажется забывшим свою мать.

Если обратиться опять к заглавной фразе: «Не уходи, не оставляй меня, я без тебя умру!» - то можно увидеть схожесть взрослого проявления с детской реакцией на неожиданную утрату матери, а так же желание восстановить привязанность и побуждение укорять ее за то, что покинула. Т.е. остановка работы горя у этих клиентов произошла на первой стадии – стадии протеста. И в этой жажде восстановления утраченной связи и кроется эта драма, приносимая клиентами на терапию.

В нашем путешествии нередко встречается препятствие в виде неосознаваемого гнева. В этом переживании утраты есть две части: одна – любовь и зов и желание вернуть, а вторая - гнев и ярость за то, что покинула. И именно эти тиски сжимают, блокируют, не дают аффекту стать переживанием горя. Детский траур становится патологическим.

И что дает нам это понимание? Ответ очевиден – в ситуации утраты во взрослом возрасте человек попадает в старую рану, в свой детский опыт горевания и точно так же в нем застревает. Хочу еще раз отметить, что здесь я рассматриваю травматический опыт клиентов утративших эмоциональную привязанность в раннем возрасте.

Если говорить о терапии, то это трудный, болезненный процесс возвращения в первую стадию горевания. Это проживание скрытой печали и тоски по утраченной близости с матерью, это обнаружение гнева и ярости за раннее изгнание из рая, где было хорошо и безопасно, когда мать была рядом и была всем миром для нас. Но это уже новый опыт, он отличается от детского одиночества и безысходности. Клиент, пришедший на терапию, обретает верного попутчика, поддерживающего, сопереживающего, принимающего его боль ДРУГОГО, который разделяет эти переживания, который с ним в этой боли, в этой нужде, в этом гневе и отчаянии. Пройдя весь путь от начала до конца, отгоревав, клиент может восстановить свою жизнь, наполненную чувством и привязанностью.

Если же утрата привязанности произошла до шестимесячного возраста, и не было никакой замещающей фигуры (например, заботящейся бабушки), то это клинический случай. В терапии мы не сможем компенсировать утраченные отношения.

Хочу взять финальный мажорный аккорд. Дети, чья потребность в эмоциональной привязанности удовлетворяется - насыщаются ей. Поэтому в подростковом возрасте они спокойно отделяются от своих матерей как созревшие яблочки от яблони и идут уверенной походкой в мир, олицетворяющий для них безопасность и приятие.

Автор: Алла Водопьянова