Интервью с Ириной Захарян

Мы сами - инструмент.

Интервью с гештальт-терапевтом Ириной Захарян

Ирина Захарян – психолог, сертифицированный гештальт-терапевт, преподаватель МИГТИК, супервизор. Руководитель образовательных программ II ступени обучения гештальт-терапии, тематических программ “Работа с родителями и детьми в гештальт-терапии”, “Терапия как искусство”.

Я познакомился с Ириной во время обучения на III ступени гештальт-терапии. Ирина проводила модуль для нашей группы по теме нарциссизма. Нашлось время и для того, чтобы поговорить о профессии “психотерапевт”.

Ирина, как долго ты в психотерапии и как ты в нее пришла?

В психотерапии я уже больше 20 лет. По первому образованию я филолог. Обучение в аспирантуре совпало с замужеством и рождением детей. Соответственно у меня был долгий академический отпуск. Когда я стала "выходить из декрета", то поняла, что сильно изменилась и мне стали интересны совсем другие вещи. Филологическая работа связана прежде всего с библиотекой и книгой, а тут мне как будто стало чего-то недоставать. Я задумалась о том, чего бы хотела, и ко мне пришла очень простая мысль: "Было бы интересно, если бы приходили люди и рассказывали мне свои истории".

Дальше поле стало так складываться, что мне встретился человек, который

подсказал, куда можно пойти учиться. Я пошла получать второе образование и параллельно присоединилась к первой в Нижнем Новгороде группе по обучению гештальт-терапии. Это были 90-е годы – довольно бурное и активное время, время больших возможностей.

Сейчас ты живешь в Германии и работаешь там психотерапевтом. С какими проблемами люди обращаются к тебе?

Поскольку я давно в профессии, то одно из моих направлений работы – это супервизия коллег. Я много занимаюсь супервизией по скайпу, ко мне обращаются коллеги разного профессионального возраста. А что касается работы в Германии, то могу сказать, что здесь очень много русских. Проходить терапию лучше на родном языке, поэтому ко мне обращается много наших соотечественников. Есть у меня и немецкоязычные клиенты. Их меньше, поскольку мне самой доставляет меньшее удовольствие работа на другом языке.

У русских и немцев запросы отличаются ?

Не хочу вдаваться в социологию, да в нашей профессии и не может быть очень много клиентов. Не более, чем 6-7 человек в день, а этого для социологического среза недостаточно. Есть очень разные русские и очень разные немцы.

Специализируешься ли ты на каких-то конкретных темах в терапии?

Мне всегда важно понять, "мой" ли клиент ко мне обратился, и это понимание складывается скорее из того, за что я не берусь. В первую очередь здесь важно наличие некоторого психического здоровья. Если я начинаю "подозревать психиатрию", то, как минимум, пошлю на консультацию к психиатру. Уже по результатам консультации, я могу думать о возможности дальнейшей работы.

Также я не буду работать с действующим химически зависимым. Для начала работы нужен достаточно долгий опыт трезвости у клиента. Это связано с тем, что терапия опирается на волевые процессы, важно, чтобы человек мог чего-то хотеть и это осознавать, хотя бы в перспективе. Важно и то, как человек платит за терапию. Здесь опорной является идея ответственности, готовности что-то отдавать и тем самым ценить собственные изменения.

Найти своего психотерапевта - дело тонкое. Одной первой сессии может быть не достаточно. Чтобы понять, подходим ли мы друг другу, мы с клиентом обычно договариваемся на 5 встреч и на пятой сессии решаем, двигаемся мы дальше или не двигаемся.

Можешь ли тогда составить собирательный образа не твоего клиента?

Ярко выраженная психиатрия, действующая зависимость, либо человек, который ничего не готов делать для своего изменения: “Я пришел, сделайте все за меня,"- это и в материальном, и психологическом смысле.

Хорошо, хочется задать тебе вопрос о психотерапевтических подходах. Ты гештальт-терапевт, а есть ли другие психотерапевтические подходы, которые ты тоже считаешь эффективными и возможно в своей работе используешь?

Я считаю, что довольно многие подходы эффективны. Важно, что определенному человеку подходит. Важно найти свое. Вопрос внутренней философии терапевта первостепенный. Например, я считаю психоанализ очень важным базовым подходом. При этом, философия, на которой базируется психоанализ, довольно сильно отличается от философии, на которой стоит гештальт-терапия. Это два подхода, которые по-разному видят человека. В результате этого гештальт-терапия и выделилась из психоанализа.

Взгляд гештальт-терапии на человеческую природу более оптимистичный, так как он предполагает, что изменение возможно, возможно сейчас и не только благодаря глубоким раскопкам наших несовершенств. Мне близок этот философский оптимизм, для другого человека может быть важным нечто иное, кому-то, например, помогает то, что он в ходе терапии яснее представляет своё прошлое, его возможности и ограничения.

Я считаю бихевиоральный подход очень важным и ценным, поскольку то, что мы делаем, действительно нас меняет. Если я сделала что-то новое и смогла это осмыслить, то - меняюсь.

В последнее время разные подходы стали учитывать открытия и достижения друг друга. Подходы стали перемешиваться. Например, гештальт-терапия первой стала опираться на принцип "здесь-и-теперь", а сейчас на этот принцип опираются и психоанализ, и поведенческие подходы; то есть какие-то вещи из одного направления переходят в другое, и нельзя порой жестко сказать, что определенный психотерапевт работает только в одном подходе.

Добавлю еще, что психотерапия – дело авторское, поэтому важно не столько то, в каком подходе терапевт работает, а в большей степени - кем он является. Обучаясь, психотерапевт получает информацию из разных источников, все это накладывается на растущую базу представлений о себе, о том, что я делаю и зачем все это нужно.

А как ты считаешь, какими личностными качествами должен обладать психотерапевт?

Понятное дело, что без способности к человеческому резонансу, без эмпатии, я себе не могу представить психотерапевта – это с одной стороны. С другой стороны, не могу себе представить психотерапевта без ясной устойчивости и гибкости представлений о себе, о том, кто я, каков мой путь, каковы мои сильные и слабые стороны, на что я опираюсь.

В нашей профессии мы попадаем в довольно сильное эмоциональное поле, нас несет по его волнам. Устойчивость в значительной степени зависит от того, насколько я знаю свои опоры и себя самого, а это формируется через расширение культурного взгляда и годы собственной личной терапии и супервидения. Терапевт действительно должен многое знать, видеть, читать, обладать широким мировоззренческим кругозором.

Чтение - насколько это важная составляющая для формирования культурного взгляда психотерапевта?

Очень важная! Терапевту важно читать не только психологическую литературу. Психологическая литература – это ценно, но она как бы заужает кругозор. Дело в том, что любая психологическая теория дает свой вариант взгляда на проблему, на патологию, на мир в определенной точке. Модели, создаваемые искусством, - более широкие и разнообразные, выдерживающие проверку большим временем. Опора на художественную литературу пришла в терапию вместе с Фрейдом, он начал активно опираться на мифологические модели: "нарциссизм", "эдипов комплекс" и т.д. Мне кажется, что у терапевта эта опора должна быть, иначе он начинает видеть все слишком узко, ему начинает казаться, что он знает, как другому человеку надо жить, или что и как он "должен" переживать. Это большая опасность вульгарности и отсутствия вкуса в терапии.

Какие, на твой взгляд, названия из художественной литературы обязательны для терапевта?

"Обязательный" список получился бы длинным,начиная с Библии. Неплохо по эпохам пройтись, от "Одиссеи" Гомера и до "Улисса" Джойса. Важно многое знать помимо психологии, все эти знания идут в работу, мы сами-инструмент, и если я застыла, не ищу тот роман или стихотворение, которое подскажет мне, кто я сегодня, я мало чем смогу быть полезна другому.

Путь начинающего терапевта к профессионалу длинный. Можешь ли ты выделить этапы, которые проходит каждый на пути от новичка к профессионалу?

Я так сходу этапы обозначить не могу, над этим стоит подумать. Очень здорово, что нашей профессией можно заниматься долго, нет возрастных ограничений и нет двух одинаковых клиентов. На каждом этапе формирования психотерапевта есть свои прелести. Когда я вспоминаю себя молодым терапевтом, то вижу, что иногда я делала какие-то рискованные вещи, возможно из-за отсутствия опыта. И в этом была своя прелесть. Я в начале и я сейчас – это разные терапевты, не могу сказать, что я сейчас во всем лучше, чем я тогда.

Для терапии, как и для других творческих профессий, нужна как минимум склонность.

Были ли случаи, когда тебе хотелось престать работать психотерапевтом?

Кризисы бывают, и нередко. Они помогают мне находить новые смыслы того, чем я занимаюсь.

Как ты считаешь, что помогает оставаться эффективным в своей профессии, что должно у психотерапевта в жизни быть, чтобы он мог продолжать работать?

Сохранить интерес к человеку мне помогает та неожиданность, с которой я периодически сталкиваюсь в работе с людьми, меня это вдохновляет. Помогает, что есть опора на любимую и устойчивую семью; многое кромея работы меня радует, возвращает силы: чтение, музыка, театр, друзья.

"Друзья" - это не обязательно психологи?

Необязательно, но в значительной степени это те, с кем мы начинали учиться и работать в профессии. Когда проходишь с человеком путь разбирательства в душевных тонкостях, он становится уже почти родственником.

Ирина, спасибо, за ответы и за то, что уделила время для беседы.

Беседовал Николай Прошкин.